Он взял себя в руки. Думай! Для начала, нельзя писать “я проснулся”, потому что сегодняшний день был почти счастливым. Но и писать “я не проснулся” тоже нельзя — ерунда какая-то выходит. Обувь надо бы упомянуть, потому что про это все напишут. Про Саймона тоже можно написать, обозначив его картошкой, И про мистера Тауэрса тоже.
Чарлз сумел хоть что-то сочинить только перед самым звонком. Он поспешно нацарапал:
Вся наша обувь играла в шахматы. Когда я лез по канату, то подумал, что у картошки есть волосы. Я играл в шахматы с плохой книгой.
Когда мистер Крестли уже велел закрыть дневники, Чарлз вспомнил кое-что еще и добавил:
Мне больше никогда не будет жарко.
Нэн ничего не стала писать. Она сидела и глядела, улыбаясь, на пустую страницу — ничего описывать было не нужно. Когда прозвенел звонок, она для вящего эффекта поставила дату — 30 октября, и захлопнула дневник,
Стоило мистеру Крестли скрыться за дверью, как все обступили Нэн.
— Получила мою записку? — галдели кругом.
— А можешь сделать так, чтобы у меня в руках все пенсы превращались в золото? Только пенсы!
— Наколдуй мне волосы, как у Терезы!
— А можешь устроить так, чтобы каждый раз, как я скажу “пуговицы”, у меня исполнялось три желания?
— Хочу мускулы, как у Дэна Смита!
— Хочу мороженого на ужин!
— Пусть мне везет до самой смерти!
Нэн поглядела на Саймона. Тот сидел, весь перекошенный от хитрости, бросая проницательно-тупые взгляды на Нирупама, сидящего рядом на страже. Если все это из-за Саймона, никто не знает, когда его угораздит ляпнуть еще что-нибудь — и тогда волшебным способностям Нэн настанет конец. Нэн ни на грош не верила, что это Саймон, но, что бы ни делало ее ведьмой, раздавать обещания направо и налево ей ничуть не хотелось.
— Некогда мне сейчас колдовать! — объявила она галдящей толпе. Переждав разочарованные стоны и возмущенные вопли, она закричала: — Вы что, не понимаете? На это уходит несколько часов! Думаете, колдовать — это зелья варить да заклинанья бормотать? Нужно по ночам ходить в лес и собирать диковинные растения, нужно варить зелья и произносить заковыристые заклятья, делать это нужно на рассвете или при полной луне — и это только для подготовки! И может не сработать, ясно? А еще приходится ночи напролет летать и летать вокруг костра из тлеющих трав, распевая песни неизреченной сладости! И только тогда, может быть, что-нибудь да выйдет! Ясно? — Ее импровизация была встречена гробовым молчанием. Воодушевившись, Нэн добавила: — Что, интересно, такого хорошего вы мне сделали? Почему это я теперь должна ради вас стараться?
— Действительно, что? — спросил из-за ее спины мистер Уэнтворт. — Что тут происходит, в самом деле?
Нэн резко обернулась. Мистер Уэнтворт стоял посреди класса — похоже, он слышал все с первого до последнего слова. Все вокруг стали бочком пробираться за парты.
— Это мой номер для школьного концерта, сэр, — пролепетала Нэн. — Ну как, ничего?
— Многообещающе, — ответил мистер Уэнтворт. — Только надо еще доработать. Достаньте учебники, пожалуйста,
Нэн плюхнулась на стул, ослабев от облегчения. На одну ужасную секунду ей показалось, что мистер Уэнтворт велит ее арестовать.
— Я сказал, достаньте учебники, Саймон,— поднял бровь мистер Уэнтворт.— Что это за дурацкий хитрый вид? Я что, прошу о чем-то необычайном?
Саймон решил это всесторонне обдумать… Нирупам и еще много кто подобрались, чтобы в случае чего вскочить и заткнуть Саймона. Тереза снова подпрыгнула:
— Мистер Уэнтворт, если он скажет еще хоть слово, я выйду из класса!
К несчастью, это привлекло внимание Саймона.
— Ах ты, вонючка…! — протянул он.
— Кажется, он сказал что-то — и не одно слово, а несколько — заметил мистер Уэнтворт. — Иди постой в коридоре, Тереза, и получи черную галочку за плохое поведение. Саймону тоже, пожалуй, поставим галочку, а остальные — давайте начнем урок.
Тереза побагровела так, что такой багровой ее никто никогда еще не видел, и бросилась к двери. Пахло от нее действительно ужасно. Вонь разбегалась волнами и заполнила весь класс.
— Фу! — закричал Дэн Смит. Кто-то пнул его и все нервно уставились на мистера Уэнтворта, чтобы понять, чувствует ли он этот запах. Однако обоняние у мистера Уэнтворта, как это часто случается с теми, кто курит трубку, было довольно слабое. Так что прошло почти пять минут, в течение которых он написал кучу всего на доске и наговорил еще больше, а второй “игрек” был совершенно не в состоянии хоть что-то уразуметь — и лишь потом мистер Уэнтворт сказал:
— Эстель, положи, пожалуйста, это твое серое вязанье и открой окно. Здесь чем-то пахнет. Чьи это штучки?
Никто не ответил. Находчивый Нирупам передал Саймону записку: “Скажи, что тут ничем не пахнет”.
Саймон прочитал записку внимательнейшим образом. Он всесторонне ее обдумал, склонив голову к плечу. Ему было ясно: здесь что-то не так. Поэтому он решил всех обхитрить и ничего не сказать,
К счастью, свежий воздух из окна мало-помалу развеял запах, хотя в классе стало почти так же холодно, как и во время ледникового периода, который Саймон устроил на уроке географии. Но Терезе ничто не могло помочь, она так и простояла в коридоре до конца урока, распространяя ароматы ила, тухлой селедки и мусорных бачков.
Когда прозвенел звонок и мистер Уэнтворт выскочил за дверь, все шумно выдохнули. Однако никто не знал, что еще вздумается сказать Саймону. Даже Чарлз занервничал. Последствия собственного заклинания оказались для него совершенно неожиданными.