При этих словах Крестоманси перевел глаза — рассеянные и отсутствующие — на Чарлза. Чарлз ответил отменно пустым и гнусным взглядом. Если этот Крестоманси думает, что таким образом заставит его снять заклятье, пусть подумает еще раз. Но Чарлз не заметил, что после этого взгляд Крестоманси обратился к Нэн. Этого вообще никто не заметил, потому что тут же поднялись три руки — Делии, Карен и Терезы. За всех трех заговорила Делия:
— Господин инквизитор, сэр, мы же говорили вам, кто у нас колдует. Это Нэн Пилигрим.
Парта Эстель с грохотом опрокинулась, тетради, дневник, бумажки, вязанье — все разлетелось по классу, а посреди этого безобразия стояла Эстель, красная от гнева.
— Это не Нэн Пилигрим! — закричала она. — Нэн в жизни никому зла не сделала! А ты сделала, и еще как, ты болтала всякие глупости, да, ты, и еще Тереза с Карен! Да-да, и мне стыдно, что я раньше дружила с Карен!
Нэн закрыла лицо руками. Верность Эстель была слабым утешением.
— Подними парту, Эстель, — велел мистер Уэнтворт.
Саймон забылся и приоткрыл было рот, чтобы отпустить какую-нибудь колкость. Крестоманси перевел на него взгляд — всего на миг. Саймон захлопнул рот и вытаращил глаза.
Крестоманси больше не обращал на него ни малейшего внимания.
— Прошу выслушать меня, если угодно, — мягко сказал он. Угодно было всем до одного. — Благодарю вас. Прежде чем мы сможем выявить колдуна или ведьму, мне бы хотелось, чтобы каждый из вас назвал мне второй исторический персонаж. Пожалуйста, начните вы — да, вы, в первом ряду... Тереза... м-м-м... Лумит.
Все уже успели назвать по одному персонажу — и были уверены, что инквизитор распознает колдуна по тому историческому лицу, которого тот назовет. Поэтому казалось совершенно очевидным, что злодеев упоминать не следует. Так что Тереза основательно задумалась — хотя ее ужасно обидело, что инквизитор переврал ее фамилию. И, как часто бывает в подобных случаях, ей на ум тут же пришли целые орды исторических негодяев. Она тупо глядела на инквизитора, а в голове у нее толкались Бэк и Хаэр, Криппен, Иуда Искариот, Нерон и Торквемада, а ни о ком положительном подумать не удавалось.
Крестоманси поторопил ее:
— Ну же, э... Татьяна!
— Тереза! — возмутилась Тереза, Тут ее посетило вдохновение и она добавила: — То есть святая Тереза.
Крестоманси записал это в золотую книжечку и указал на Делию.
— Одиссей! — отбарабанила Делия.
— Не было ни в одном из миров, — покачал головой Крестоманси. — Попробуйте еще раз.
Делил напрягла мозги — и в конце концов додумалась до леди Годивы.
Указующий перст Крестоманси передвигался по классу, загоняя всех в один и тот же тупик....Негодяи так и напирали — Аттила Гунн, Ричард III, Лукреция Борджиа или Иосиф Сталин — а если удавалось выдумать кого-то менее злонамеренного, тут же вспоминались персонажи вроде Анны Болейн или Галилея — осужденные на смерть.
Большинству казалось, что и о них говорить не стоит, хотя Нирупам — а он-то знал, что Крестоманси никакой не инквизитор — рискнул назвать Карла I.
Почти после каждого имени Крестоманси поворачивался к мистеру Уэнтворту и мистер Уэнтворт объяснял, кто это такой. Второму “игрек” было решительно непонятно, зачем инквизитор так поступает — не для того же, чтобы показать, какой мистер Уэнтворт умный — а Нэн поняла, что он опять изучает симптомы. Зачем? Наверно, потому, что все дело в каком-то историческом персонаже…
Чарлз ждал, когда палец Крестоманси укажет на него. “Не на таковского напали!” — подумал он и небрежно уронил:
— Святой Франциск!
Палец Крестоманси просто переместился на Дэна Смита. Дэн оторопел.
— Сэр, простите, у меня живот болит. Не могу ничего придумать. Палец никуда не делся.
— Ой... — простонал Дэн.— Дик Терпин….
При этих словах второй “игрек” затаил дыхание, а потом раздался всеобщий разочарованный выдох, потому что палец Крестоманси перенесся через проход и указал на Эстель.
Эстель уже успела поставить парту на место, собрала почти все тетради, но клубок шерсти укатился далеко под парты и продолжал разматываться. Эстель ползла на четвереньках за посеревшим мохером и не заметила, что наступила ее очередь. Нэн нагнулась и ткнула ее. Эстель подпрыгнула.
— Что, уже я? Ой, извините! Гай Фокс... Никто ведь еще не называл Гая Фокса? _ И она снова погналась за вязаньем.
— Минуточку, — сказал Крестоманси. В классе сгустилась изумленная тишина. — Не будете ли вы так любезны рассказать мне о Гае Фоксе?
Эстель снова подняла голову. Все смотрели на нее — неужели это она ведьма?! Но сама Эстель сейчас думала исключительно о мохере.
— Гай Фокс? — нахмурилась она. — Ну, его сожгли на костре за то, что он взорвал Парламент.
— Взорвал? — переспросил Крестоманси.
Саймон открыл было рот, собравшись сказать, что Эстель абсолютно права, но тут же поскорее захлопнул его. Эстель закивала. Послышался целый хор:
— Да, сэр. Взорвал, сэр! Крестоманси посмотрел на мистера Уэнтворта. Мистер Уэнтворт пожал плечами:
— В тысяча шестьсот пятом году Гай Фокс протащил в подвалы Парламента несколько бочонков пороха, чтобы поднять на воздух и правительство, и короля. Но, видимо, он ошибся в расчетах. Порох взорвался ночью и разрушил обе палаты, но никто не пострадал. Гай Фокс тоже остался невредим, но его тут же схватили.
Вроде бы мистер Уэнтворт только что совершенно так же сообщал Крестоманси какие-то исторические сведения, но почему-то на этот раз все было по-другому. В глазах Крестоманси появился странный блеск и он проговорил, глядя прямо в глаза Нэн: